Ну, и конечно, они настолько спецы были... Да мало ли их было! Я вот вспоминаю, когда мы уже плыли в Антарктиду, Сомов говорит начальнику радиооотряда Иннокентию Магницкому:
- Кеша, бери потихоньку в свои руки связь.
Он начальник радиоотряда, Кеша-то. Потом мне Кеша говорит:
- Пойдем к Феде Жеребцову (начальнику станции).
Пошли мы к нему. Сели. Разговариваем.
- Ну Федя, как дела?
У Феди З радиста в штате. Один из них с трудом печатает на машинке, а остальные вообще печатать не умеют, только пишут.
Федя говорит:
- Да, конечно, сейчас как-то трудновато, еле-еле натягиваем. Вот сейчас Москве задолженность уже большая.
А Кеша говорит:
- Ну сколько задолжность ?
- Ну я не знаю наверное больше ста телеграмм.
Ну хорошо, посидели. Опять поговорили. Подходит время сеанса с Москвой.
Иннокентий говорит:
- Давай я немножко попробую.
Садится за машинку и начинает тихо, тихо печатать - разминается. Чуть-чуть прибавил скорость. Штук 40 телеграмм он принял, не торопясь.

Они быстро идут. Все поцелуйные, короткие телеграммы. Потом он говорит Москве. Подожди минутку. Снял пиджачок, повесил. Рукава закатал, воротничок расстегнул. Все это так, не торопясь. А Федя сидит, смотрит. Кеша сел за машинку и уже после того, как он размялся, (он сибиряк) вошел в норму и решил показать, как надо работать. 5 телеграмм принял... - быстрее. Еще 5 телеграмм. А Москва автоматом дает уже за 300-310 скорость уже шпарит. А он шлепает все всю. Потом остановился и говорит:
- Перекурю немножко.
Вынул сигарету, покурил 2-3 затяжки, положил и говорит: - Ну давай. У тебя много: Да нет. Там штук 40 осталось. Он их минут за 15 все шлепнул.
- И Москва говорит... - ничего нет.
Федя как сидел и глаза на лоб полезли после такой работы.

- Ну вот, а ты говоришь. В Москве уже ничего нет.
Федя не знает, как ему быть. Потом Кешка ему говорит:
- Слушай, Давай сделаем так. Я подключу к каждому твоему радисту нашего. Они все на машинке принимают. У тебя будет резерв. То свой попишет, то наш попишет. Тому деваться некуда. Давай.

И таким образом наша экспедиция влезла в рубку. Я не участвовал в этом деле, поскольку я был по должности инженер радиоотряда.

Но когда нужны, были сводки погоды, метео принимать или еще что-то, то я садился на определенный канал и тоже работал на машинку. Поскольку я немножко умею печатать. Потом уже под новый год Федя в новогоднем выпуске стенгазеты по радио сказал так. -- Конечно- говорит, ВОТ то, что мы ушли ( а мы ушли 25 ноября из Калининграда) то, мы ушли до Нового года, ну чем за весь год плавания вне экспедидии. И если бы не переговоры, они бы ничего не СМОГЛИ сделать. Вот так значит получилось.

Если был занятный случай, где мы уже огибали Африку (затылок ее) и спускаемся вниз. Слышимость падает. Москва то имеет 20 квт, она шпарит, будь здоров, а у нас уже трагически падает слышимость.

Я с Кешкой побеседовал - давай Кеша надо переходить на большую антенну. Ну что у нас штырь то стоит. А на наверху на мачте 3-х лучевая, надо бы настроить её и попробовать. Вот попробуй, объясни судовому начальнику, начальнику радиостанции. У них это все делается в порту, все по настроению. Он ничего не имеет права тронуть, он - только по настройке. И он говорит:
- Ребята, я готов, но я боюсь . Он честно говорит. - А вдруг что- нибудь?
Мы ему говорим:
- Ничего не будет.
Господи, ну что можно говорить. Я - инженер. Эти все знающие люди, все уже опыт имеют.

Еле уговорили. Три дня уговаривали. Я ему написал, графики, волны-частоты. Интересно было. Тогда балла на 2 поднялась громкость, когда мы перешли на наружную антенну. Но это был трудный переход за Африкой. Потому, что Африка вообще порождает помехи (это уже давно установлено). На фоне помех падает сигнал, трудно принимать.

Но так мы работали. Любители работали 2 раза в день: с 2х до 3х дня - на Дальний Восток. Если чуть авиация задержит меня, я уже слышу, они говорят:
- Что-то Германовича нет, но сейчас появится.
Терпеливо ждут. Как только выйдешь, мгновенно хватают. А с б-и до 7-и дня - Европейская часть Союза. Включая Украину, Белоруссию, Москву. И потом уже после 7-и переходим на Европу. Так сказать, переползаем в зависимости от прохождения.

Поэтому у меня всегда было 2 канала. И это очень важно было, потому что те резервные частоты, те радиоцентры, которые, так сказать, в Москве, в основном, сконцентрированы, других ведомств, которые были обязаны слушать нас. Они ничего не слушали. Мы в течение недели пробовали все эти радиоцентры, ни один не ответил.

И вот тогда я отыгрался на Иннокентии Михайловиче. Он не очень любил коротковолновиков. Он сам профессиональный радист. Я ему казал:
- Вот видишь, как ты неделю промыкался и никакой связи нет, а за неделю, бог знает, что может с нами сделать. И спалить можно. Ты пойми, у меня 2 канала.
- Как 2 канала?
Я ему объясняю:
- На Дальний Восток - один (с 2х до 3х), с 6 до 7 - на Европейскую часть. Что тебе надо?
- Любому любителю дай телеграмму.
- Я сейчас передам, мгновенно передам при тебе, тут же пойдет туда, куда надо. Доставят куда надо. Тем более, с такого места. Вот, а ты говоришь...

Вот после этого он стал по другому относиться к радиолюбителям. Вот видите, как интересно получается. Зимовка уже к концу шла. Начало появляться солнышко. Оно так интересно появлялось - выглянет, цык - и нет его!

Что еще там занятно было в такие дни, такое освещение...

Человек при этом освещении теряет ощущение объемности и при ходьбе часто падает. И так в течение 2х-3х недель, а потом все проходит. Занятный случай был на зимовке в Антарктиде. Нас двое было на передающем центре - я и Петр Еськов, он из моряков, кончил службу в морском флоте, старшина по званию, остался дослуживать там. И зимовать остался, как член экспедиции.

Однажды я вышел из передающего центра, чтобы посмотреть кругом, что делается. Вечер. Здоровая желтая луна - такого "ледяного" типа, что ли. Холодная, неприветливая. Кругом снег и только стыковой ветер дует из глубины Антарктиды в сторону побережья, не сильный, метров 15 в секунду. Вышел. Красиво. Тишина такая, как будто находишься на другой планете. Зашел за дом, а там наст уже под действием ветра превратился в лед. Чувствую, меня стало нести в унтах по льду. Сопротивляюсь, но остановиться не могу. А там через 300 метров обрыв и море...

Недалеко от нашего домика стояла одна из мачт нашей антенны и оттяжки ее. Планирую на этот анкер, чтобы зацепиться хотя бы. Зацепился, остановился. Начинаю думать, как быть дальше. В стороне метрах в 4х-5и выход скал из снега, а дальше уже можно пройти до самого дома. Долго прицеливался. Не дай Бог, сорвешься, дальше опоры нет. Вылез, не помню уж как. Перочинный ножик был в кармане - им цеплялся и полз на четвереньках.
На следующий день пришел в кают-компанию к Сомову и говорю:
- Михаил Михайлович! Прошу нам выписать 2 пары aльпинистских ботинок.
Все, кто там был: - Ха-ха-ха!
Сомов даже не улыбнулся, посмотрел на смеющихся:
- Зачем, Алексей Германович?
Я рассказал о вчерашнем, говорю:
- Может и в море снести.
- Ну, хорошо, одну пару я вам выпишу. Две - не могу. У нас всего 8 пар на 92 человека.
На них себя чувствуешь себя как царь! Держат крепко! .. .

- Американцы раньше нас стали осваивать Антарктиду в своем секторе?
- Много лет раньше...

Москва. 7.05.94.

перейти в начало