Встреча с участником ВОВ, радиолюбителем, наставником молодёжи Евграфом Александровичем Лапко.
Москва 05.05.2001 г.
Е.Б. - Евграф Александрович! У нас сегодня проходит очередная встреча. Мне хотелось бы немножко подробнее узнать о вашей судьбе, как протекала дальнейшая жизнь после тек описанных страниц, которые мне удалось прочитать. Пожалуйста!
Е.Л. - Спасибо Евгений Викторович! Прежде всего, наверное, о предках. Предки были украинцы, потому что такую лапковскую фамилию можно получить только на Украине. Мои предки оттуда. После реформы прошлого века (освобождение крестьян), бабка с дедом (т.е. пробабка уже теперь, будем так говорить) на волах, на повозке в составе большой семьи, среди которой был всего один мужчина - мой дед, Евграф Фёдорович Лапко, в возрасте около 4-х лет направились на Кубань, на вольные, как говорят, хлеба. Нашли место - где-то в районе между рекой Кубанью и рекой Урюпа. После этого это место назвали Казьминским селом. По рассказам отца позже (Казьма - по черкесски означает волк), якобы речка, на которой основали это село - эта местность была богата волками. Вот и появилось такое село Казьминское. Что касается самой семьи. При выезде с Украины заехали, как всегда, на погост проститься со своими предками. И вот после того, как все поклонились, попрощались, сели на телегу, вдруг увидели сёстры, нет у них мужской половины, нет деда, нет Граши. А где же Граша? Туда, сюда. Нет Граши. Проехали несколько километров, всполошились и поехали назад. Прибежали на кладбище. А дед спит в крапиве. Вот так было в те времена, перемещение. Так что и заснуть мог дед. Но это к слову.
У деда моего, Евграфа Фёдоровича было 8 или 9 сестёр (я уже не помню) и он один мужчина. У него в семье родилось несколько членов семьи. Всего их было кажется 11, но в живых осталось 9 (5 сестёр и 4 братьев). Вот вторым братом по возрасту был мой отец -- Александр Евграфович Лапко. Отец из всех мужиков (будем так говорить) был наиболее признателен к наукам, учился отлично в школе. И вот отец решил его отдать в Армавирское городское училище. Так и сделал он. Отдал его в городское училище. Отец несколько лет там учился. И когда началась 1-я мировая война, а отец 1892 года рождения, он с ребятишками вышел на вокзал. Проходил какой-то товарный состав с солдатами. Один из солдат (натуральных тогда солдат, т.к. не было ещё красноармейцев были солдаты) попросил закурить, или даже прикурить, по-моему). И вот отец дал ему спички, поднялся на платформу или на эти ступеньки, дал этому солдату спички. Солдат прикурил, поезд тронулся, а он взял и двинул нашего папеньку под колёса. Так отец остался с одной ногой и дальнейшее его пребывание в техническом училище, конечно, было ограничено. Тогда отец экстерном сдал на звание народного учителя, и с тех пор стал учителем. Вот такая моя поотцовская, собственно семья и коллектив. Что касается матери - из того же села. Кончила она церковно-приходскую школу, была замужем, кстати. Так что она вторая жена отца. В 1925 году имел счастье появиться на свет я.
Был мальчишка дёрганный, был мальчишка резвый, был мальчишка шустрый. Всегда находил себе дело. Никогда не оставался в покое. Вот таким был я. Ростом был невысокого, потому что нас было двое. Я был поменьше и выбежал первым из утробы мамочки, а вот мой братишка, ему даже имя не дали, потому что он появился на свет мёртвым. Так что такая вот моя была судьба в рождении. Отец работал в школе, отец работал после в кредитном так называемом товариществе. Там принимал несколько лет хлеб. Это кажется во времена НЭПа. А потом вы знаете, что началась перетрубация в сёлах и отец переехал учительствовать в аул. О6 ауле я немножко рассказал в книжке («Дневник антилопы»-Е.Б.). Там написано, чем занимался отец. Кроме того, что готовил татарчат к русской деятельности, к русскому языку, русской культуре приобщал. Отец был первым радиолюбителем в ауле. Об этом, обо всём там рассказано. Что касается меня. Наверно в 1932 году отец переехал в украинское село. Там была школа, очень маленькая, очень небольшая. Я помню, хорошо помню 30-е годы, особенно 1933 год - голодный год. Картошка у нас была, что-то ещё было, жили на каком-то подножном корме и вполне, если не вполне, то без хлеба, во всяком случае прожили до нового хлеба. Питались картошкой и прочими клубнями. Что мне хотелось сказать по поводу голодомора (так называют у нас на Украине сейчас это время). Очень много было в то время беженцев с Украины. Приезжали они с тюками полотна домотканого. И поскольку это была весна и рядом протекал большой Зеленчук. В этом Зеленчуке эти тюки мыли, а потом раскладывали по лучам. Они высыхали и делались такие белые, белые дороги. Вот этим мне запомнился этот голодный год. Это были действительно голодные люди, готовые и трудиться и работать за хлеб. Вот так прошло несколько лет в украинском селе Дивяновском. Директором школы был отец. Очень много сделал для этого хутора.
Многие учащиеся потом нередко приходили к нам, когда мы переехали в Черкесск. А это случилось в 1937 году. В Черкесске купили небольшой домик и переехали туда. Я поступил там в 5-й класс. В это время, вы знаете, проходили массовые аресты, массовые заключения и правых и виноватых. Судить о том, кто был прав, кто виноват, почему было так, сейчас, конечно, уже поздно. Но много людей было там абсолютно честных, абсолютно без всякой вины, призванных под решётки тюрьмы. Так вот начинал я учиться в г. Черкесске. Учили не очень хорошо, но и не плохо. Меньше «4» оценки не было никогда. Особенно я увлекался физикой, особенно математикой и очень, в большей степени немецким языком. Это уже было в 5-м классе. Был у нас Отто Генрихович Гречман. Чудесный учитель. Мы поклонялись ему и учили честно (несколько человек из класса) немецкий язык. Вот почему немецкий язык для меня стал вторым родным языком. Вот пришёл 1940-й год. Кстати в 1939-м году учителем русского языка и литературы был Борис Николаевич Ширяев. О нём я много написал в книге. Это был очень высокоразвитый, широко образованный человек, познавший 1-ю мировую войну. Он участвовал в ней, был в звании штабс-капитана и по его рассказам (а жили мы вместе, в одном доме, когда продали дом, переселились в квартиру в 1939-40 гг.). Он бывал у нас часто, играл с отцом в шахматы. Особенно запомнились его рассказы о прежней жизни, о том, как он учился в Москве, в Западной Европе (он окончил Западно-Европейский Университет). Очень интересно было слушать его. И когда он начинал рассказывать о своей жизни, мы всегда садились и слушали с большим удовольствием. Что касается дальнейшего. В 1940 г. Ширяев уехал в Ставрополь. Его осудили за приобщение к водке (часто он её употреблял), но там мы с ним расстались.
Приближался 1941-й год. Я в 1939 году начал работать в радио кружке школы №11. Вёл кружок один из учащихся. Звали его Александр. Фамилия его была Шапошников. Он и показал, как делать первый приёмник. Вот в те времена я уже собрал (в 1940 г.) первый двукламповый радиоприёмник 0-V-1 (это одна лампа детекторная была, а вторая была - усилитель низкой чистоты, без усилителя высокой чистоты). Вот такой был приёмник в те времена. Кстати о его деталях. Их не было совершенно. Катушки лепили на бутылках (в несколько слоёв склеивали бумагу). Сопротивление, в основном, делали сами. Кусочек картона. Я помню гридлик. Двойня так называемая. Конденсатор и сопротивление, включённые параллельно и включённые в управляющую сетку лампы (детектора), которая соединялась с антенной. Сопротивление это делалось так (это для будущих радиолюбителей). Брался кусочек плотного картона, который покрывался тонким слоем графита. Обычный карандаш брали довольно плотный и тем карандашиком покрывалось постепенно всё поле и с одной и с другой стороны, а потом с двух сторон на этот картон цеплялись такие кусочки металла (чаще всего кусочки консервной банки). Прижимались к этому кусочку картона и получалось сопротивление порядка 1-2 ком, что вполне хватало для работы в цепи гридлика. Но об этом кажется всё. Что касается школы. Школа была в конце города, на южной его окраине. Школа новая. Построили её в 1939 году. В ту школу я и попал в 6-й класс. После, уже в 1940 году я уже умел делать приёмники. Кстати мой друг Лев Георгиевич Юнак, такого же возраста, как я, чуть- чуть помладше, тоже со мной вместе научился строить радиоприёмники. Я тоже о нём там рассказываю в книге (печатается где он и как). Уехал со всей семьёй в день объявления войны в Сибирь, в Томск, где раньше родился его отец. Так вот с проводов Юнаков я наверное начну. Юнак был директор школы №11, в которой я учился. Раньше он был завгороно, а стал директором школы. Решил уехать в сибирские края. Мы провожали Юнаков как раз 22 июня 1941 года. О войне ещё никто не знал. За дрожками, на которых лежали пожитки этик наших друзей, шли все вместе через площадь. Кстати, Евгений Викторович, вы, видимо, помните центр города? Справа была площадь. На площади там в центре был Дом Связи и вот там на Доме Связи (он был красиво сделан) был фанерный репродуктор большой, который слушали все люди города последние известия. И целыми днями он то давал музыку, то давал местные известия. Так вот, проезжая через центр города, мы увидели толпу народа перед этим репродуктором. Оказывается Вячеслав Михайлович Молотов объявил о начале войны. Ну, конечно, остановилась наша бричка. Остановились мы. Старшие слушали и, конечно, сразу же брались за голову: что же это такое - война началась. Ну а мы были народом помладше, повеселее с Лёвкой Юнаком, сказали: Да что к осени разобьют этих немцев, также как разбили всех врагов. Вот с таким настроением я проводил друга в Сибирь. Потом началось обучение в 8-м классе. Началась война. Радиоприёмники изъяли. забрали и мой 0-V-1, так что с ним я встретился только через год, в августе 1942 года, но об этом сказано в книжке.
Что касается дальнейшего. Осенью 1942 года меня призвали в мотоклуб учиться водить мотоцикл. Да и всех, собственно ребятишек 1924-25 гг. призвали в мотоклуб. Вот там я научился водить мотоцикл, получил права мотоциклиста. Они до сих пор хранятся в моём архиве.
В начале 1942 года, после всех неприятностей под Москвой, вроде бы немножко стабилизировалось на фронтах войны, но всё равно положение было тяжкое на юге. Немцы рвались на Ростов-Дон. Вся Украина была уже в оккупации. В оккупации был Харьков. Таким образом, немцы направлялись на юг, хотя на Москву уже попытки двигаться не было. Ясно, что в нашу сторону двигались немецкие дивизии. К концу учебного года был уже взят Ростов вторично и как я помню, часть войск пошла на Сталинград, а часть войск направилась в сторону юга, т.е. к Кавказским горам. Вот здесь меня и призвали (я уже был в колхозе, работал вместе с учащимися по уборке хлеба) в конце июля в истребительный батальон. Дальнейшее описано в книге, как я демобилизовался из этого батальона и что я делал в оставшееся до прихода наших частей, до освобождения города Черкесска с друзьями моими, которых назову снова. Это Виталий Максимович Хоменко, ныне полковник, ещё работает в Гидропроекте. Это Фёдор Яковлевич Семёнов, мой друг помладше. Это товарищ, с которым я мобилизовался в кавычках, с которым нас отправили из истребительного батальон Болдырев. Это мои друзья по школе, кто остался: Степан Бараканянц, Николай Даниленко, Николай Кучеров и несколько других ребят из нашего класса. Это все были друзья. У нас была тройка друзей, названные мною и прибившийся к нам Андрей Болдырев. Вот с момента, когда мы подошли к нашему дому в начале августа и началась, собственно наша дружба ещё больше на Антилопе. Вот об этом, обо всём я рассказал в своей книге «Дневник Антилопы». Антилопа - это был наш чердак на сарае, где были мы и до войны, кстати с друзьями более взрослыми: Эдик Марчихин, Коля Заров и несколько других друзей. Вот там, на Антилопе по сути дела мы встретили приход немцев, там же на Антилопе мы их проводили. Что касается этого времени (от начала оккупации Черкесска до его освобождения) мне кажется, я очень подробно написал в своей книжке.
Буквально несколько слов о Николае Григорове. Это наш друг, старше меня был на один год - рождения 1924. После ранения во время оккупации он пришёл домой, нашёл нас. Там же, на Антилопе, там же мы встретились, спели знакомые песни и снова начали дружить, хотя он был уже, будем так говорить, человеком раненным. Он был ранен в руку где-то в Крыму. Об этом много нам рассказывал и с нами дружил по-прежнему. Так вот о Николае Григорове несколько слов. Он не оставлял нас почти ни на один день. Приходил к нам. Работал вместе с нами, бывал на чердаке, рассказывал интересные подробности о фронте, о своих фронтовых друзьях, о том, как ему удалось убежать от немцев, когда эшелон разбомбили под Минводами. Вот пришёл раненным и был с нами до конца. Кстати, по поводу конца Николая. Он погиб перед самым днём победы, в самом Берлине. Ушёл он служить сразу же после освобождения Черкесска. Мы проводили его вместе с семьёй и больше с Николаем не встречались. Кстати, несколько слов о его судьбе во время оккупации. Через пару месяцев к нему пришёл полицейский и принёс уведомление, что его вызывают в городскую управу, в комендатуру. После прихода в комендатуру ему объявили, что он является военнослужим и будет либо находиться в лагере (мы вас туда отошлём), либо отправим в Германию. Но есть ещё одно место. Вот охранная команда. Вот в охранную команду Николай и попал. Мы увидели его через несколько дней с белой повязкой на левом рукаве, т.е. Николай стал полицейским. Он пришёл к нам на Антилопу И сказал:
- Ребята, так и так. Меня заставили служить. Деваться мне некуда. Но я буду верен вам. Я буду приходить к вам, буду делать всё. Буду помогать вам, буду слушать радио из Москвы. Таким он оставался до самого конца. Об этом написано также в книжке. Ну я не совсем был чист. Мне пришлось выбирать между работой в шахтах, между отправкой в Германию и появилась одна возможность, которую я нашёл на бирже труда. Это -обучение в школе немецкого языка. Вот об этом я тоже написал в своей книжке. Всё это нам не давало говорить в то время о днях оккупации. В конце января пришлось идти в армию и мне, вначале ушёл Андрей, а через день отправили и меня. Я оказался в команде №9. Что касается самой команды, она была вся из молодёжи и 100 лысых голов или стриженных, как говорили тогда голов, направилась в запасной полк в Георгиевск, за Пятигорском. Вот там, в Георгиевске, в запасном полку и попал я в 123 пограничный полк, когда сказали: - Связисты есть?